Ускорение расширения Вселенной подразумевает большое и неожиданное знание о самом космосе: должна быть какая-то дополнительная сила, которая снабжает космическое отталкивание кроме того в вакууме. Эта сила неощутима в Солнечной системе, не оказывает она и каких-либо эффектов в нашей Галактики, но она может преодолеть тяготение в намного более разреженной среде межгалактического пространства. Не обращая внимания на гравитационное притяжение чёрной материи (которое само по себе вызвало бы постепенное замедление), расширение в действительности может ускоряться. И мы должны добавить в наш перечень еще одно крайне важное число, которое обрисовывает силу данной «антигравитации».
В большинстве случаев мы думаем о вакууме как о среде, где ничего нет. Но в случае, если кроме того убрать из некоего района межзвездного пространства те пара частиц, каковые в нем находились, прикрыть его от излучения и охладить до температуры полного нуля, оставшаяся пустота все еще будет хранить в себе какие-то остаточные силы и проявлять их. Это предполагал и сам Эйнштейн. Уже в 1917 г., практически сразу после того, как он создал свою ОТО (Общая теория относительности), ученый стал думать о том, как эту теорию возможно приложить ко Вселенной. В то время астрономы изучили лишь нашу собственную Галактику, и естественно было бы высказать предположение, что Вселенная статична: не расширяется и не сжимается. Эйнштейн определил, что, если бы Вселенная появилась в статическом состоянии, она срочно начала бы сжиматься, в силу того, что все в ней притягивается. Вселенная не имела возможности бы оставаться в статическом состоянии, в случае, если лишь не существовала бы дополнительная сила, противостоящая тяготению. Исходя из этого Эйнштейн добавил к своей теории новое число, которое назвал «космологической постоянной» и обозначил греческой буквой λ (лямбда). В те времена уравнения Эйнштейна допускали существование статической вселенной, где при соответствующем значении λ космическое отталкивание абсолютно уравновешивает тяготение. Эта вселенная была конечной, но неограниченной: любой отправленный вами луч света непременно возвратится и попадет вам прямо в затылок.
По окончании 1929 г. эта так называемая «эйнштейновская вселенная» стала не более чем любопытной выдумкой. К тому времени астрономы осознали, что наша Галактика – это всего лишь одна из многих, а далекие галактики от нас удаляются, т. е. Вселенная не статична, а расширяется. Затем открытия Эйнштейн потерял интерес к числу λ. В действительности, в своей автобиографии «Моя мировая линия» Георгий Гамов (Гамов Д. Моя мировая линия: Неформальная автобиография. – М.: Наука, 1994.) вспоминает разговор за три года до смерти Эйнштейна, где последний назвал число λ «самым громадным промахом», потому, что, если бы он его не ввел, уравнения приводили бы к выводу о том, что наша Вселенная расширяется (либо сжимается). Быть может, Эйнштейн предсказал бы расширение еще перед тем, как Эдвин Хаббл открыл его (Такое предсказание было сделано в 1922 г. Александром Фридманом в России. – Прим. авт.).
На 70 лет обстоятельства, по которым Эйнштейн ввел число λ, стали неактуальными. Но это не скомпрометировало само понятие. Напротив, на данный момент число λ думается менее надуманным и узкоспециализированным, чем считал его Эйнштейн. Сейчас мы понимаем, что пустое пространство возможно каким угодно, лишь не несложным. В нем в латентном состоянии находятся все виды частиц. Каждая частица вместе с парной античастицей возможно создана при верной концентрации энергии. На еще более мелких масштабах пустое пространство может оказаться кипящей неразберихой струн, обнаруживающихся в дополнительных измерениях. С нашей современной точки зрения самая основная тайная пребывает в том, по какой причине число λ так мало. По какой причине бы всем сложным процессам, пускай кроме того они происходят в пустом пространстве, не иметь намного большего суммарного действия? По какой причине бы космосу не быть таким плотным, как ядра атома либо нейтронные звезды (в этом случае он замкнулся бы на себя в пределах 10–20 км)? Либо кроме того, быть может, по какой причине бы космосу не быть таким плотным, как Вселенная в первые 10–35 секунд – в эру, значение которой для обобщающих теорий мы обсудим в следующих статьях цикла "Космическое число"? В действительности это значение меньше плотности ультраранней Вселенной в 10120 раз – быть может, это было самое громадное изменение порядка оцениваемой величины во всей науке в целом. Возможно, число λ точно и не равняется нулю, но оно, само собой разумеется, мало и может соперничать лишь с весьма ослабленным тяготением межгалактического пространства.
Кое-какие физики предполагают, что пространство имеет сложную микроструктуру из маленьких черных дыр, каковые способны компенсировать любую другую энергию в вакууме, что ведет к тому, что число λ точно равняется нулю. Но эти аргументы станут беспочвенны, в случае, если выяснится, что наша Вселенная действительно ускоряется и число λ не равняется нулю, и вынудят нас осмотрительнее относиться к высказываниям вроде: «Потому, что что-то есть весьма мелким, непременно должна быть веская обстоятельство того, по какой причине оно точно равняется нулю».
